Сегодня часто приходится слышать фразу «у войны не женское лицо». Что же она значит на самом деле? «Спасибо деду за Победу» — пишем мы на своих машинах, забывая о том, что величие подвига наших бабушек и прабабушек не измерить никакими орденами и медалями. За каждой страшной, выстраданной историей членов общественной организации «Дети военного Сталинграда» стоит какая-нибудь героическая женщина. Мы записали для вас воспомиания очевидцев накануне 73-летия победы в Великой Отечественной.
Михаил Кузнецов.
Летом 1942-го мне было всего-навсего полтора года. Поэтому войну помню по большей части со слов мамы, которая не раз спасала мне жизнь. Мой отец служил во фронтовой контрразведке. Мама, Мария Петровна Булатова, до войны работала учительницей в 81-й Сталинградской школе. В эвакуации ей отказали — вероятно из-за того, что семья у неё была большая: пожилые родители, брат – инвалид первой группы, ещё один брат-подросток, две сестрёнки, я маленький (мне и полутора лет не было)…Куда тащить такую ораву? Так и осталась мама в городе. Оставалась возможность эвакуироваться на левый берег на барже.
С собой мама взяла только меня – решила, что так шанс уехать будет больше. Однако, когда она прибежала к переправе, выяснилось, что две баржи уже отошли от берега. В отчаянии мама бросилась к третьей барже, умоляла взять её с сынишкой, и кто-то из команды сжалился, бросил мостки на песок. Мама вскарабкалась по ним, баржа отошла от берега. Именно в этот момент взревели моторы, и в небе появились немецкие бомбардировщики. Через несколько минут две баржи – те, что были на середине реки, — уже горели. Страшно кричали люди. А потом бомба попала и в нашу баржу, она тут же пошла на дно. Спасло чудо: мы недалеко ушли от берега, потому судно просто село на грунт, и люди (те, что уцелели), стали прыгать за борт. Последовала за остальными и мама. Она смогла добраться до дома, успокоить родных. Но, как выяснилось, наши испытания только начинались…
Сначала пришла похоронка на отца. Потом начались бомбардировки. Город горел, а потушить его не могли – водопровод не работал. В наш дом попала бомба, в соседний тоже. Жили голодно. Одно из радостных воспоминаний – чей-то крик: «Лошадь! Там лошадь убило осколком!» Лошадь!
Через несколько минут от несчастного животного остались только кожа да кости, мясо разделили жильцы ближайших домов…
До сих пор ломаю голову, какой национальности были солдаты, занявшие наш район. Мама говорит, что форма на них была немецкая, но по-русски они говорили чисто. Приехали они на небольших конных тележках, и сразу же начался страшный грабёж: мародёры забирали у горожан всё подчистую, тащили на тележки мебель, одежду, кухонную утварь. Но эти хотя бы просто
отнимали. А вот румыны славились жестокостью: у маленьких девочек они рвали из ушей дешёвенькие серёжки, могли ударить, убить. Первое, что сделали фашисты, — рассортировали людей. Работоспособных: молодых мужчин, женщин — погрузили в вагоны и отправили в Германию. Стариков куда-то угнали. Женщин с детьми ждала дорога в Нижний Чир, где находился распредлагерь. В этой группе оказались мама вместе со мной, её родители, две сестрёнки (12 и
9 лет), пятнадцатилетний брат Володя. В лагерь шли пешком в сопровождении охраны. Жить пришлось под открытым небом, питаться – тем, что можно было выменять у местных казачек на одежду или ценные вещи: стакан пшена, яйца, хлеб. Самыми страшными для заключённых оказались 6 и 7 ноября: погода окончательно испортилась, прошел ледяной дождь, а в ночь ударил мороз. Утром люди с ужасом обнаружили, что многие женщины, дети, старики
замёрзли насмерть. Вскоре после этого оставшихся в живых переправили в лагерь в Белой Калитве, затем мы с родственниками попали в лагерь под Днепропетровском.
Однажды ночью пленники в бараках проснулись от взрывов – это советские самолёты бомбили находящуюся неподалёку от лагеря железнодорожную станцию. Часть фугасов попала и на территорию концлагеря. Охрана в панике бежала, чем и воспользовались пленники. Но мало выбраться на волю, нужно было найти какой-то приют. Мама вместе с сестрёнками долго ходила по окрестным деревенькам, но сжалились над нами лишь пожилые супруги, жившие на окраине села. Разрешили вырыть землянку на огороде и поселиться там. Мама устроилась на работу – учителей не хватало, а потом случилось чудо: приехал отец.
Да! Похоронка была ошибкой! В Сталинград мы вернулись только в 1946 году.
